Пандемониум - Страница 81

Десять футов, пять, два. А потом я прыгаю на лестницу, и холодный металл обжигает мне пальцы. Забравшись на крышу, я плотно прижимаюсь к проржавевшей и загаженной птицами поверхности. Даже металл пахнет сладковатыми помоями, которые годами перевозились в этом мусоровозе. Чтобы не закашляться, я прячу лицо в рукаве ветровки. Крыша немного вогнута, по краю вдоль бортов закреплены рельсы, так что я смогу удержаться, если мусоровоз поедет слишком уж быстро.

— Эй! — кричит водитель охранникам,— Вы меня пропустите или как? У меня график.

Ответ приходит не сразу. Мне кажется, что миновала целая вечность, прежде чем я слышу приближающиеся к мусоровозу шаги и один из охранников говорит:

— Ладно, езжай.

Железные ворота с лязгом открываются, и мусоровоз трогается с места. Когда он набирает скорость, я соскальзываю немного назад, но упираюсь руками и ногами в рельсы вдоль бортов и удерживаюсь на крыше. Наверное, сверху я похожа на прилипшую к мусоровозу морскую звезду. Ветер хлещет меня по лицу, жалит глаза, несет с собой запахи Гудзона. Слева вдоль шоссе мелькают билборды, демонтированные уличные фонари и уродливые многоквартирные дома с фиолетово-серыми, похожими на избитые лица фасадами.

Мусоровоз грохочет по шоссе, я изо всех сил стараюсь удержаться на крыше. Холод адский, в лицо и руки словно впиваются тысячи иголок, глаза слезятся. День будет пасмурным. Красное свечение на горизонте быстро впитывает сплошное одеяло из туч. Начинает моросить дождик. Каждая капля впивается в мою кожу, как мелкий осколок стекла, крыша становится скользкой, и удерживаться на ней все труднее.

К счастью, вскоре мусоровоз сбавляет скорость и съезжает с шоссе. Еще очень рано и на улицах тихо. Мы проезжаем по узкому каньону между высотными домами из стекла и бетона, они, как огромные пальцы, тычут в небо у меня над головой. Теперь я чувствую запах готовящейся еды, который просачивается на улицу из открытых окон домов, запах керосина и дыма от дровяных печей. Вокруг меня миллионы людей.

Пора сходить.

Как только мусоровоз останавливается на светофоре, я спускаюсь вниз по лестнице, осматриваюсь, чтобы убедиться, что никто меня не видит, и прыгаю на мостовую. Мусоровоз неуклюже тащится дальше, а я притопываю на месте и дышу на замерзшие пальцы. Семьдесят вторая улица. Джулиан говорил, что живет на Чарльзстрит, это в самом центре города, так что путь предстоит не близкий. Судя по освещению, сейчас около семи, может, чуть позже, сплошные облака не дают определить точно. Я промокла и вся в грязи, в таком виде ехать в автобусе рискованно.

Я поворачиваю обратно к Вестсайдскому шоссе, иду но дорожкам ухоженного парка, который тянется вдоль Гудзона с севера на юг. Так легче оставаться незамеченной. Вряд ли кто-то выйдет на прогулку ранним дождливым утром. От усталости ломит спину, жжет глаза, а ноги как свинцом налились. Каждый шаг — мучение.

Но каждый шаг приближает меня к Джулиану и к девушке, которой я решила стать.

Я видела в новостях дом Файнмэна, и, когда я добираюсь до переплетения узких улочек Вест-Виллидж, мне не составляет труда узнать его. Странный выбор со стороны Томаса Файнмэна — этот район так не похож на остальную часть Манхэттена. Дождь все еще накрапывает, и мои кроссовки начинают квакать от сырости. Особняк Файнмэнов трудно не заметить — это самый большой дом в квартале и единственный обнесен высокой каменной стеной. Сквозь увитые коричневым плющом железные ворота можно разглядеть ведущую к парадным дверям дорожку и маленький вытоптанный дворик. Я прогуливаюсь по улице, чтобы осмотреть дом, но никакой активности не замечаю. Если к Джулиану и приставлены охранники, то они внутри дома. Кто-то написал на стене дома аэрозольной краской: «УБИЙЦА». Когда я вижу эту надпись, мне становится теплее. Рейвэн права: с каждым днем недовольных становится все больше.

Я делаю еще один круг по кварталу, на этот раз моя цель — любопытные соседи и пути отхода. Пусть я промокла насквозь, дождь меня радует. Он облегчит задачу. Во всяком случае, он удерживает людей дома.

Я подхожу к воротам Файнмэнов, в ушах гудит от напряжения, но я стараюсь не обращать на это внимания. Как и говорил Джулиан, на воротах электронный замок. На небольшом ЖК-дисплее высвечивается просьба ввести код. В какой-то момент, несмотря на дождь и отчаяние, я стою и восхищаюсь тем, как здесь все устроено. Это мир изящных вещей, электричества и телеуправления. И в то же время полстраны живет в темноте и тесноте, в жаре и холоде, питается подачками от властей, как собаки, рвущие кусочки мяса с чужих объедков.

Впервые мне приходит в голову, что, возможно, в этом вся суть. Для этого и понастроили границы из бетонных стен, для этого процедура исцеления и вся ложь. Это как сжимающийся все сильнее и сильнее кулак. Этот прекрасный мир для тех, кто стал этим кулаком.

В груди закипает ненависть, но я не пытаюсь от нее избавиться — ненависть тоже может быть полезной.

Джулиан рассказывал, что в его семье принято оставлять на воротах или рядом с ними подсказки, на случай если кто-то забудет код. Наверху ворот прикреплена небольшая металлическая пластинка с выгравированной цитатой из руководства «Ббс».

«Счастливы имеющие свое место; мудры не сворачивающие с пути; благословенны слушающие слово».

Известная цитата, очень кстати взятая из Книги Магдалины. Эту часть руководства я знаю очень хорошо. Магдалина — мое полное имя. Книгу Магдалины я перечитывала сотни раз, все пыталась отыскать там скрытое послание от мамы или ответ на вопрос, почему она оставила меня.