Пандемониум - Страница 70

Сейчас

Рай — это горячая вода. Рай — это когда есть мыло. В Убежище, так мы всегда называли этот хоумстид, четыре комнаты: кухня, кладовая, большая, почти как весь остальной дом, и спальня.

В четвертой комнате мы моемся. Здесь собраны металлические бадьи, ванны и ванночки разных размеров. Они установлены на платформу с большой решеткой, под решеткой плоский камень и остатки костра, который мы поддерживаем зимой, чтобы согревать одновременно и комнату и воду,

Я на ощупь в темноте нахожу фонарь, который работает на батарейках, а потом разжигаю костер из бревен, сложенных в углу в кладовой. Джулиан тем временем обследует другие комнаты в доме. Потом я набираю воду в колодце. У меня хватает сил только на то, чтобы наполнить половину одной ванны. Но этого достаточно.

В кладовой я беру брусок мыла и даже нахожу настоящее полотенце. Я вся чешусь от грязи, мне кажется, она везде, даже на веках.

Перед тем как раздеться, я кричу:

— Джулиан?

— Что?

Голос его звучит приглушенно, судя по всему, он в спальной комнате.

— Не выходи из комнаты, ладно?

В ванной комнате нет двери. В ней нет необходимости, а в Дикой местности не делают и не пользуются тем, в чем нет необходимости.

После короткой паузы Джулиан кричит в ответ:

— Хорошо.

Интересно, о чем он сейчас думает? У Джулиана высокий напряженный голос, но тональность могли исказить стены из фанеры и жести.

Я кладу пистолет на пол и снимаю с себя одежду. Приятно слышать, как падают на пол грязные джинсы. В первые секунды собственное тело кажется мне чужим. Были времена, когда я была девушкой с довольно округлыми формами, у меня был животик и полная грудь, только бедра и щиколотки благодаря пробежкам были жесткими.

Теперь никаких округлостей, сплошные жилы и мышцы. Грудь стала твердой и острой, кожа вся в синяках. Интересно, Алекс и сейчас считал бы меня красивой? А Джулиан? Он думает, что я страшная?

Я гоню эти мысли из головы. Они бесполезны и не имеют отношения к делу.

Я намываю каждый дюйм тела: под ногтями, за ушами, в зонах, между пальцами на ногах, между ногами. Я намыливаю волосы и позволяю мыльной пене попадать в глаза. Когда я наконец встаю, все еще скользкая, как рыба, от мыла, по краю ванны остается полоска грязи. И в который раз я радуюсь, что здесь нет зеркала, в воде отражается только мой темный силуэт. Мне не хочется видеть себя в подробностях.

Я вытираюсь насухо и надеваю чистую одежду: спортивные брюки, теплые носки и большую толстовку. После ванной я чувствую себя обновленной, у меня хватает сил, чтобы набрать ванну для Джулиана.

Джулиана я нахожу в кладовой. Он сидит на корточках напротив низкой полки. Там кто-то оставил дюжину книг, все они давным-давно запрещены для чтения. Джулиан листает одну из них.

— Твоя очередь,— говорю я.

Джулиан вздрагивает и захлопывает книгу. Он встает, а когда поворачивается ко мне, у него лицо провинившегося мальчика. Но потом выражение его глаз меняется, только я не могу определить на какое.

— Все нормально,— говорю я ему.— Здесь можешь читать все, что захочешь.

— Я...— начинает Джулиан, но осекается и трясет головой.

Он продолжает смотреть на меня с этим странным выражением в глазах.

Мне становится жарко. Наверное, вода в ванной была слишком горячей.

— Я помню эту книгу,— наконец говорит Джулиан, но у меня такое чувство, что он хотел сказать что-то другое.— Такая же была в кабинете отца. В его втором кабинете. Я тебе о нем рассказывал.

Я киваю. Джулиан держит в руке книгу. Это «Большие надежды» Чарльза Диккенса.

— Я ее еще не читала,— признаюсь я,— Тэк всегда говорил, что это его любимая...

Я втягиваю воздух сквозь зубы — мне не следовало упоминать имя Тэка. Я доверяю Джулиану, я привела его сюда, но он все равно Джулиан Файнмэн, а сила Сопротивления зависит от того, что знает о нас враг.

К счастью, Джулиан не реагирует на мою последнюю фразу.

— Мой брат...— Он кашляет, чтобы прочистить горло, и начинает сначала: — Я нашел эту книгу в его вещах. После того, как он умер. Не знаю зачем, не знаю, что я там искал.

«Дорогу назад»,— думаю я, но вслух ничего не говорю.

— Я оставил ее себе,— Джулиан приподнимает уголок рта в улыбке.— Разрезал матрас и хранил ее внутри, чтобы отец не нашел. В тот день я начал ее читать.

— Понравилось? — спрашиваю я.

— В ней много всего запрещенного.

Джулиан отвечает медленно, словно переоценивает значение каждого слова. Он отводит взгляд в сторону, и на секунду в комнате повисает тяжелая пауза. Потом он снова смотрит на меня, и в этот раз улыбается, а глаза его радостно светятся.

— Но да, мне понравилось. Я думаю, это замечательная книга.

Я начинаю смеяться, сама не знаю почему. Наверное, из-за того, как он это сказал, напряжение в комнате исчезло, и мне стало легко. Нас похитили; нас били; мы убегали; мы не можем вернуться домой. Мы из разных миров, мы из враждующих лагерей. Но все будет хорошо.

— Я набрала для тебя ванну,— говорю я,— Вода уже, наверное, нагрелась. Можешь взять чистую одежду.

Я показываю на полки с аккуратно сложенной одеждой. К полкам приклеены бирки: «мужские рубашки»; «женские брюки»; «детская обувь». Не сомневаюсь, что бирки — дело рук Рейвэн.

— Спасибо.

Джулиан берет с полки футболку и брюки, а потом, немного поколебавшись, кладет «Большие надежды» обратно к другим книгам.

— А знаешь,— говорит он,— здесь совсем неплохо.

Я пожимаю плечами.

— Делаем, что можем,— отвечаю я, но в душе мне приятно.