Пандемониум - Страница 7

Я ковыляю к печке. Сара одобрительно кивает, словно я ребенок, которого надо поощрить, хотя ей самой лет двенадцать, не больше. Я стараюсь держаться ближе к раковине, чтобы было за что ухватиться, если вдруг и правда подведут ноги.

Лица сидящих за столом людей расплываются, но некоторые я вижу отчетливо. Я вижу, как Блу смотрит на меня во все глаза. Вижу парня с копной светлых волос примерно моего возраста, у него такой вид, как будто он вот-вот рассмеется. Еще один парень, постарше первого, хмурится. Женщина с длинными распущенными темно-рыжими волосами. Наши глаза на секунду встречаются, и сердце у меня замирает.

«Мама»,— думаю я.

До этого момента мне даже в голову не приходило, что мама может быть здесь, в этом месте, где-то в Дикой местности, в одном из хоумстидов, или как там еще они называют свои поселения. Женщина делает какое-то легкое движение, я вижу ее лицо и понимаю, что — нет, конечно, это не моя мама. Она слишком молода. Наверное, такой же была моя мама, когда покинула меня двенадцать лет назад. Мои воспоминания о ней такие смутные, ее образ исказили сны и время. Я даже не уверена, что узнаю ее, если нам когда-нибудь придется встретиться.

— Бурда,— говорит Сара, когда я добираюсь до печки.

Переход через комнату стоил мне немалых усилий, даже не верится, что когда-то я бегала не меньше шести миль в день и запросто могла, не снижая скорости, перемахнуть через Манджой-Хилл.

— Что?

— Бурда,— Сара поднимает крышку с оловянной кастрюли,— так мы это называем. Мы едим это, когда заканчиваются припасы. Овсяная мука, рис, иногда хлеб, все зернышки, что остались. Вывариваем из них все дерьмо, и вот, пожалуйста, бурда готова.

Я вздрагиваю. Мне не по себе оттого, что я слышу это слово от девочки. Сара берет пластиковую тарелку с полустертым рисунком каких-то зверушек и накладывает в нее приличную порцию бурды. Люди у меня за спиной снова начинают переговариваться, комната наполняется гулом голосов, и мне становится немного легче, это означает, что я уже не предмет всеобщего внимания.

— Хорошая новость,— жизнерадостно продолжает Сара,— Рауч вчера вечером принес нам гостинец.

— Гостинец? — переспрашиваю я, пытаясь усвоить малопонятный жаргон,— Какие-то припасы?

— Лучше.— Сара улыбается и снимает крышку со сковороды.

Под крышкой куски мяса с золотисто-коричневой хрустящей корочкой. Запах такой чудесный, что я готова расплакаться.

— Заяц.

Раньше я никогда не ела зайцев, я даже не думала, что их можно есть, особенно на завтрак, но я с радостью принимаю тарелку от Сары и едва удерживаюсь, чтобы не начать рвать мясо зубами, не отходя от печки. Вообще-то я бы предпочла остаться там, где стою. Где угодно, только не сидеть за столом со всеми этими незнакомыми, чужими людьми.

Сара, должно быть, чувствует мой страх.

— Идем,— говорит она,— можешь сесть рядом со мной.

Сара берет меня за локоть и ведет к столу. Это тоже удивительно. В Портленде, городе, окруженном границами, люди крайне редко дотрагиваются друг до друга. Даже мы с Ханой почти никогда не обнимались и не хлопали друг друга по плечу, а ведь она была моей лучшей подругой.

Я вздрагиваю и чуть не роняю тарелку.

— Спокойно.

Это белобрысый парень, который выглядит так, будто вот-вот рассмеется. Он поднимает брови, они у него тоже белые, их почти не видно. Я замечаю, что у него, как и у Рейвэн, под левым ухом метка прошедшего процедуру. Метка наверняка фальшивая, в Дикой местности живут только не исцеленные, те, кто решил бежать сам или кого вынудили бежать из окруженных границами городов.

— Ты в порядке?

Я не отвечаю. Не могу. В моем в мозгу мелькают слова, которые отпечатались в нем за годы жизни в страхе и недоверии: «незаконно», «неправильно», «сочувствующие», «болезнь». Я делаю глубокий вдох и стараюсь отогнать неприятные ощущения. Эти слова из Портленда, старые слова, они, как и Лина из Портленда, остались за пограничным заграждением.

— Она в полном порядке,— отвечает вместо меня Сара.— Просто проголодалась.

— Я в порядке,— эхом повторяю я секунд на пятнадцать позже, чем следовало бы, и парень снова ухмыляется.

Сара садится на скамью и скользит от края, а потом хлопает ладонью по месту рядом с собой, которое только что освободил Сквирл. Ну, хоть не надо втискиваться между этими незнакомыми людьми. Я сажусь и устремляю взгляд в тарелку. Все снова смотрят на меня, я это чувствую. Потом снова начинаются разговоры, и меня, как уютное одеяло, укрывает шум голосов.

— Вперед,— говорит Сара и ободряюще кивает.

Она как минимум лет на шесть младше меня, но обращается со мной как с ребенком. Я и чувствую себя рядом с ней как маленькая.

— У меня нет вилки,— тихо говорю я.

Белобрысый парень услышал, что я сказала, и в этот раз засмеялся в голос, И Сара тоже.

— Нет ни вилок, ни ложек,— говорит она.— Ничего нет. Ты просто ешь.

Я набираюсь смелости и поднимаю глаза. Все смотрят на меня и улыбаются, им явно весело. Один седой мужчина, лет семидесяти, кивает мне, и я быстро опускаю глаза. Кажется, у меня все тело раскалилось от смущения. Естественно, что люди в Дикой местности не пользуются столовыми приборами и тому подобными вещами.

Я беру кусок зайца руками и откусываю кусочек. В следующую секунду я действительно готова расплакаться. Никогда в жизни я не ела ничего вкуснее.

— Здорово? — спрашивает Сара.

Я не в состоянии сказать ни слова и только киваю в ответ. В этот момент я забываю, что в комнате полно людей и все они смотрят на меня. Я, как зверь, рву мясо зубами, я пальцами зачерпываю кашу и запихиваю ее в рот. Даже эта бурда кажется мне вкусной. Тетя Кэрол с ума бы сошла, если бы увидела такую картину. Когда я была маленькой, я не ела горошек, если горошинки касались цыпленка, я всегда все строго разделяла на своей тарелке.